Отдав Маше Однорукой свежеоторванный моток кабеля на две плетенки и раздолбав в задаток пару глыб (хотя Лика и предупреждала, что, разжившись задатком, Маша по обыкновению уходит в запой), Ромка решил прошвырнуться по окрестностям. Скептически поглядывая на товарищей по работе, бездарно корпящих над простенькими камушками, он шел и прикидывал, не наведаться ли ему в «конуру» и не попробовать ли самому смеха ради что-нибудь намыслить. Куклы Маши он теперь не боялся. Пугало другое, измыслишь вдруг тоже вроде Леши Баптиста что-нибудь этакое – позора ведь потом не оберешься!… Как это ни забавно, но Ромка уже всерьез начинал заботиться о собственной репутации…
Внезапно где-то поблизости грянул мат-перемат, и из-за скругления опоры навстречу Ромке выскочил от кого-то улепетывающий Никита Кляпов. Следом показался легкий на помине Леша Баптист. Был он разъярен и багроволиц. Слава Богу, сообразил остановиться и, только благодаря этому избежав неминуемого щелчка от мигом подлетевшей надзорки, потряс издали железом.
– Ты мне больше не попадайся, понял? – взревел он вдогонку. – Увидишь, что иду, – в переулок сворачивай!
Задохнувшийся от ужаса Никита Кляпов затормозил в двух шагах от изумленного Ромки. Ткнул себя двоеперстием промеж близко посаженных безумных глаз, потом уставился на собственные пальцы и с омерзением встряхнул всей кистью.
– Он что, сумасшедший? – крикнул Никита, оглядываясь.
Леша Баптист еще раз погрозил железякой, плюнул в сторону надзорки, обдернул на бедрах мутный целлофан – и скрылся.
– Я, главное, подошел… вежливо обратился… – сбивчиво принялся объяснять взволнованный Никита. – Задал совершенно невинный вопрос – а он…
– А насчет чего? – жадно спросил Ромка.
– Я хотел узнать относительно… Ну, словом… – Никита замялся. – Насчет этой… в доме…
– Куклы Маши, что ли? – Ромка заржал. Никита Кляпов смотрел на него с подозрением.
– А вы что-нибудь о ней знаете? Ромка утвердительно гоготнул в ответ. Отсмеялся и напустил на себя важность.
– Значит, так… – начал он, с удовольствием изображая старожила. – Хозяева для нас построили «конуру». Ну и вот…
– Простите, – перебил Никита. – А почему вы их называете хозяевами?
– Ну а как еще? – удивился Ромка. – Конечно, хозяева.
– Простите, – снова сказал Никита. – Но мне кажется, в этом есть что-то унизительное. Конура… Хозяева… Как будто мы домашние животные!
– Ты деда меньше слушай! – обиделся Ромка. – Он тебе такого наплетет!… Мы – гости, они – хозяева. Чего тут этого… унизительного?
– С гостями так не обращаются… – сдавленно возразил Никита Кляпов. – Но вы начали говорить о доме.
– Ага, – сказал Ромка. – Ну вот… Построили «конуру». И там так: что представишь – то и появляется. Плейер запросто намыслить можно. Если, конечно, знаешь, что у него там внутри… Платы там всякие…
Тут Ромка заметил, что Никита смотрит на него со страхом, и умолк.
– Вы… хотите сказать… – чуть ли не пятясь, вымолвил Никита, – что это не они, а мы сами?.. Ромка не понял.
– Эти вещи, – пояснил Никита. – Вся эта кунсткамера… То есть они предоставили нам все для творчества, а мы…
Он плотно зажмурился и с тихим стоном замотал головой.
– Ну! – радостно вскричал Ромка. В отличие от Никиты он не видел в ситуации ничего трагического. – Никто ж не знает, как что устроено. Вот и налепили горбылей!
Никита Кляпов медленно разъял бьющиеся веки и затравленно взглянул на Ромку.
– А вы? – с горечью молвил он. – Вы тоже к этому приложили руку?
– Не-а, – беззаботно ответил Ромка. – Чего мне там делать? У меня и так все есть.
– Но хоть кто-нибудь… хоть один человек… справился?
– Приплыли! – с достоинством сказал Ромка. – А самогонный аппарат у Пузырька – откуда? Намыслил только так!
Никита Кляпов затосковал, ссутулился, свесил руки чуть не до колен и даже больше прежнего стал похож на маленьких лупоглазых побирушек.
– А уничтожить это уродство… не пробовали?
– Дедок пробовал, – гордый своей осведомленностью сказал Ромка. – У него койка железная не вышла, ну и он давай ее это… уничтожать. Поддается, но медленно, трудно… Даже, говорит, измыслить ее было – и то легче. Ну он и плюнул.
– А кукла? Кажется, вы так ее назвали?.. Для начала Ромка огляделся – нет ли поблизости Леши.
– Только тихо… – предупредил он, понизив голос. – Значит, Леша Баптист… Кляпов вздрогнул.
– Почему баптист?
– Баб тискает, – пояснил Ромка. – Он, короче, дома с ними позапутался, ну там с женами со всякими… И, значит, – сюда…
Кляпов испуганно вскинул слабую руку.
– Я понял, – мертвым голосом сообщил он. – Пигмалион и Галатея…
– Чего-чего? – поразился Ромка, но Никита его не услышал. С изжеванным переживаниями лицом он тоскливо смотрел на свои босые косолапенькие ступни.
– Скажите, – выдавил он наконец, – а в этой, как вы говорите, «конуре»… что-нибудь съестное намыслить можно?
– Пожрать, что ли? Так давай я тебе сейчас во-он тот камушек долбану! Мне это – как два пальца!
Никита боролся с собой. По худому горлу его медленно прокатился кадык.
– Нет, – сказал он наконец. – На это я не пойду…
Ромку разбирало любопытство.
– Слушай, – сказал он. – А чего ты их долбать боишься?
– Да вы взгляните! – с неожиданной страстью в голосе взмолился Кляпов. – Ну хотя бы вон на тот, с прогибом!
Ромка взглянул. Камушек как камушек. С прогибом.
– И чего? – спросил он, снова поворачиваясь к Никите Кляпову.
– Да это же произведение искусства! Внезапно глаза Кляпова, устремленные в сторону глыбы, стали такими беспомощными, словно их опять поразила близорукость. Ромка обернулся. Сияя серебряным своим балахончиком, к ним стремительной легкой походкой приближалась Лика.