– Поздравляю! – язвительно сказала она Ромке.
– С чем? – не понял тот. – Задаток Маше дал?
– Ну…
– С этим и поздравляю. Сидит у Пузырька. Если через три дня начнет плести – слава Богу. Большой хоть задаток?
– Н-ну… – Ромка в замешательстве показал ладонью высоту пригорка отваленных Маше капсул. – Вот столько…
– Ты бесподобен, – процедила Лика и, одарив обоих ослепительной улыбкой, пошла прочь.
Ромка хмыкнул и поскреб ногтями намечающийся ежик.
– Она… здесь живет? – услышал он совершенно идиотский вопрос Кляпова.
– Ну а где же еще?
– А из того, что я видел в доме… она тоже что-нибудь… измыслила?
– Кровать трехспальную видел? Ну вот это она.
– Я почему-то так и думал, – с облегчением проговорил Никита Кляпов. – Единственный предмет, на который приятно взглянуть. Только… – Он встревожился вновь. – Почему-то холодная, почти ледяная. И очень твердая.
– Так это ж не настоящая кровать, – с готовностью объяснил Ромка. – Просто декорация такая. Лика раньше художником в театре работала. Ну а это, значит, из какого-то спектакля кровать… Она ее так, не для спанья измыслила, а чтобы формы, говорит, не потерять…
– Понимаю… – Никита кивал, все еще глядя вслед Лике. – Это я вполне понимаю… Внезапно он осекся.
– Послушайте… – Голос его упал до шепота. – А когда… когда вы следили за мной в этом доме… она там тоже была?
– Все были, – сказал Ромка. – И она тоже. Бледный с прозеленью Никита закрыл глаза и долго их не открывал. Ромка даже встревожился.
– Э! – опасливо позвал он. – Ты чего? Никитз Кляпов заставил себя поднять веки.
– Как отсюда выбраться? – сипло спросил он.
– Куда?
– Обратно… Я не могу здесь больше…
Ромка ухмыльнулся, взял Никиту за локоть и подвел к проему между опорами, выводящему на площадь с пятиэтажкой. Из-за угла здания выглядывал округлый блестящий бок и крохотный лапоток посадочной опоры.
– Вон там, – сказал Ромка, указывая пальцем, – летающая тарелка стоит. А в ней два придурка – никак улететь не могут. Иди, третьим будешь… Да не бойся. Кукла Маша, говорят, наружу вообще не выходит.
– Ужасно. Ужасно… – бормотал Никита Кляпов, ковыляя по кварцево посверкивающей пустыне. – Видела… Все видела…
И хохотала вместе со всеми? Нет. Не может быть…
Торцовая стена пятиэтажки была уже совсем близко. Никита взял левее – так, чтобы между ним и домом оказалась летающая тарелка. Подобравшись клюку, остановился, прислушался. Внутри два мужских голоса вели неторопливый, навевающий жуть разговор.
– …борзота без понятий, – угрюмо излагал один. – За такой базар, я не знаю, нос по уши отрубить, а попробуй! Раковые шейки, мать иху! Щелчка отпустили – дня три буксовал. Кликуху свою еле вспомнил…
– Да… – со вздохом соглашался другой. – Вантажа тут нету. И хвостом бить – бесплатно… Первый помолчал сердито и заговорил снова:
– Нашли рогомета – камень долбать! Да я тяжелее стакана отродясь ничего в руках не держал! Если бы не пацаны, хрен бы я в шлюмку полез! Язушок пригнали. Так, мол, и так, без разборки не выпрыгнешь – отрихтуем на штыке…
– Здравствуйте, – робко сказал Никита Кляпов, ступая на трап.
Двое мужчин совершенно уголовной наружности повернули к нему головы. Никита содрогнулся. Особенно жуток был тот, справа – коренастый, с беспощадным рельефно вылепленным лицом. Убийца, да и только!
– Я, собственно… – молвил Никита Кляпов, продвигаясь еще на шажок по аппарели. – Я хотел узнать… нельзя ли мне с вами… Словом, мне очень нужно назад, на Землю!
– Ушел отсюда! – тихо и страшно выговорил второй уголовник, не сводя с Никиты волчьих желто-зеленых глаз. – Резко ушел!
– Что за дела, Крест? – Голос коренастого угрожающе рухнул на низы. – Хочет – пусть летит!
Не отвечая, тот, кого назвали Крестом, легко поднялся с корточек. Был он жилист, долговяз, а из одежды на себе имел только длинные и кривые шорты веревочного плетения. Стремительно шагнул к выходу – и Никита невольно отступил, сойдя при этом с трапа. Рука по старой памяти дернулась было к очкам и замерла на полдороге.
– Ты даже не петух, – с невыносимым презрением процедил Крест. – Ты – хуже петуха. Тебя кукла Маша опустила.
– Эх ты! – поразился коренастый. – А сам-то? Кто к ней вчера на третий этаж бегал? Не ты, что ли?
– Сравнил! – Крест оскалился. – То я – ее, а то она – его! – Он снова уничтожающе оглядел Никиту. – На парашу бы тебя посадить… Была бы только параша!
– Ты тут свои лагерные замашки брось! – громыхнул коренастый и тоже встал. На этом было что-то среднее между индийскими вздутыми штанами до колен и набедренной повязкой – белоснежное, складчатое, схваченное где попало многочисленными узлами. – Залезай, никого не слушай.
Последняя фраза была обращена к Никите Кляпову. Тот снова поставил босую ступню на краешек трапа, но в этот миг Крест спрыгнул из люка на покрытие.
– В чем дело? – проскрежетал коренастый. Крест отступил на шаг и посмотрел на него с вызовом.
– С петухами в побег не иду. Понял?
Размерами глыба наводила оторопь. Слегка приплюснутый деформированный куб со скругленными углами и гранями достигал чуть ли не двух метров в высоту. Обнаружила его, конечно, правдоискательница Клавка.
– Ну это твою не мать? – бушевала она, тыча в глыбу растопыренной пятерней. – Вконец обнаглели! Ни стыда ни совести! Они что, хотят, чтобы мы все здесь с голоду передохли?
Леша Баптист с лицом оторопелым и озабоченным обхаживал и ощупывал это новоотгруженное хозяевами чудо.