– А у меня! У меня! – визжала вскочившая Люська. – Все равно ведь узнаю, кто этим занимается!
Ромка попятился. Демонская улыбка сгинула. В отверстых глазах хулигана стыли теперь обида и растерянность.
– А вот фиг вам! – злорадно выговорил Ромка, протискиваясь среди пульсирующих стеклистых труб, дышащих на него то жаром, то холодом. В правой он чуть на отлете держал провисший конец тонкого тускло-серого световода-бритвы. Было теперь в Ромке что-то от зубного врача со шнуром бормашины в руке.
Жертвами его на этот раз стали две трубы, каждая толщиной примерно с запястье. Одна пульсировала алым, другая – изумрудным. Перерезав обе на уровне собственной талии (чтобы удобнее потом было работать), Ромка отбросил за ненадобностью тускло-серый световод и, должно быть, подражая ковбою, вскинул оба гибких стеклистых шланга срезами вперед.
Два луча (а точнее – два потока вспышек) прорезали цветной колышащийся полумрак, и на соломенно отсверкивающей стене возникли два стремительно мигающих пятна – алое и изумрудное.
– Ду-ду-ду-ду-ду-ду-ду! – кровожадно протарахтел Ромка.
Затем состыковал верхний конец алого световода с нижним концом изумрудного и начал бинтовать стык. Ту же операцию он проделал и с другой парой концов. Выбрался из чащи, перешагнул лоснящееся, как чугун, большое кольцо и, сняв с плеча белоснежные ленты шириной с ладонь, озабоченно пересчитал. Маловато. Надо бы еще подрезать…
Выбросился наружу и огляделся, прикидывая, какой еще скок может вести в незаселенку. Кажется, там, за углом…
Скок действительно оказался за углом, но, попав в очередную необитаемую опору, Ромка сразу увидел, что никакая она не очередная. Здесь он уже был. Перемкнутые и перебинтованные световоды словно побывали под дождем. Крупными каплями вспыхивали на них комочки слизи – ремонтные улитки поспешно проедали Ромкину обмотку, чтобы дать световодам возможность разомкнуться и срастись правильно.
– А вот фиг вам! – сказал Ромка, подходя и смахивая слизняков на покрытие. – Кши! А то Клавку позову.
Выбравшись поздним утром из последней поврежденной им незаселенки, где он и заночевал, свернув кольцом смоляной парящий над полом кабель, Ромка не на шутку струхнул. Покрытие под ногами полыхало алым, колонны яростно тлели, как золотые уголья в топке. По полу и потолку время от времени пробегали голубые сполохи. Казалось, мир был объят пламенем.
«Вот это я даю!» – возникла наконец трепетная, запинающаяся мысль.
Малость опомнившись, Ромка осторожно коснулся раскаленной с виду стены и убедился, что она по-прежнему прохладна. Босые подошвы тоже никакого жара не ощущали. Удостоверившись в безобидности изменений, Ромка немедленно исполнился обычной своей гордыни и двинулся проулком, любуясь золотыми отсветами на розовых глыбах.
За скруглением опоры стояли сильно озадаченные Леша Баптист, Маша Однорукая и дедок Сократыч. Руки их и лица при таком освещении казались окровавленными. Каждый вертел в пальцах хрустальные полупрозрачные пирамидки размером с грецкий орех, а дедок – так даже пробовал острие кристалла на зуб.
– Нет, как хотите, а съедобным это быть не может, – подвел он итог. – Во всяком случае, для людей… Хм… Надо бы предложить побирушкам… Хотя нет, вряд ли. Наверняка откажутся…
– Привет, – сказал Ромка, подходя. – Дай-ка посмотреть…
– Чего хватаешь! – Леша ревниво отдернул пирамидку. – Иди вон камушек долбани – они тебе тоже таких отвалят…
– Вместо тюбиков, что ли?
– Ну!
– Только, Рома… – встревожился дедок. – Вы уж побольше какой-нибудь, потруднее камушек возьмите! А которые полегче мы уж сами после полудня разобьем, когда все починят… Экзотика экзотикой, но есть-то, знаете, хочется…
Ромка хмуро на него покосился и ничего не сказал. Трудиться чуть ли не полночи, перемкнуть чертову уйму световодов – и никакого впечатления! «Когда починят…» Конечно, починят – куда денутся!
Маша Однорукая крутила кристалл так и эдак. Пирамидка вся изнутри переливалась, от граней отскакивали фиолетовые искры. Красивая штучка…
– Световодом дырку проколоть… – сосредоточенно бормотала Маша. – А не выйдет – так просто оплести, и пускай болтается…
Леша озадаченно хмыкал и почесывал мясистое ухо.
– А знаете, кстати, что все это доказывает? – увлеченно журчал дедок. – Это доказывает, что для ломки камушков хозяева используют не только людей. Ведь вполне логично предположить, что где-то рядом располагается мирок, подобный нашему, и что трудятся там существа, для глаза которых эта жуткая цветовая гамма вполне привычна. И, стало быть, сейчас они точно так же удивляются нашим капсулам, как мы удивляемся их кристаллам… Позвольте, Маша, вы куда? Что вы собираетесь делать?
Маша Однорукая с ломом наперевес весьма решительно направлялась к россыпи глыб, выбирая камушек полегче. Обернулась.
– Так ведь и вправду вот-вот починят! – взбудораженно крикнула она. – Когда нам еще эти штуки выдавать будут? А я из них такое смастрячу – закачаетесь!
И даже насчет недельки оказался прав мудрый Пузырек. Кошмар действительно длился дней шесть-семь. Потом Ромка то ли устал, то ли просто спекся, убитый равнодушием бесчувственной толпы. Во всяком случае, на седьмой день дедок Сократыч застал его понуро сидящим на волнистом приступочке Клавкиного броневичка. Вид у хулигана был самый унылый. Никаких отклонений от нормы в окружающем мире с утра не замечалось.
Сократыч осмотрелся и, не обнаружив поблизости лишних глаз и ушей, подошел и сел рядышком.