Лика перевела широко распахнутые глаза с пушистого слуги на осанистого хозяина. Зрачки ее дышали.
– Так вот вы их зачем… – с огромным уважением выговорила она. – А наши-то дураки смеялись… – Лика тряхнула волосами. – И какое, главное, облегчение в хозяйстве…
– Да я над этим поначалу даже и не думал, – признался Василий. – Просто, гляжу, симпатичные зверушки…
И он протянул мощную свою пятерню к графинчику.
– Боже, какая прелесть! – сказала Лика, глядя теперь на прозрачный сосудец. – Как вы это сделали?
– Да как колпачки, только чуть сложнее, – охотно объяснил Василий, разливая рубиновый напиток. – Обрезаешь световод, а шкурку чуть задираешь. Ну и смолы сразу набегает много" здоровая такая капля набухает… И как только сверху затвердела – чик ее по горлышку! А внутри-то смола – она ж еще мягкая… Ну вот, потихоньку ее оттуда и вытягиваешь вместе с сердцевиной… Получается такая вот колба. И пробка точно так же делается, только капля должна быть меньше… Ладно. За встречу!
Оба выпили. Василий протянул гостье пурпурную капсулу, но та с интересом разглядывала только что осушенный колпачок.
– Что это? – спросила она, кивнув на графинчик, но, видимо, уже имея в виду сам напиток.
– Да это-то просто… – Василий махнул рукой. – На литр водки – один черненький тюбик и половину красненького. А вы так разве не смешиваете?
– Смешиваю… Просто в другой пропорции… – Лика поставила колпачок на стол, и лицо ее снова омрачилось.
Кажется, пора было завязывать с любезностями и переходить к делу.
– Так что случилось-то, Лика? Или там случится, вы говорите…
– Я пришла посоветоваться… – сказала она. – Насчет Ромы.
Василий кивнул. Именно этого он и ожидал.
– Вы – старше, опытнее, – надломленным голосом продолжала Лика. – Я знаю, вы еще дома пытались как-то воздействовать на него, направить…
– Н-ну… в какой-то степени… – осторожно согласился Василий.
– Я в отчаянии, – сказала Лика. – Это совершенно неуправляемый человек. Вы даже представить себе не можете, сколько я вынесла за последние дни… Я знаю, с талантливыми людьми жить сложно, но не настолько же! Все мои слова для него – пустой звук. Он отбился от рук окончательно… Мне неловко в этом признаваться, но, когда я расплачивалась с Машей за обувь, не хватило трех тюбиков… Мне пришлось сломать камушек самой… Как будто в доме нет мужчины!
– Ну, это уже совсем никуда не годится… – мрачнея, проговорил Василий и вновь наполнил колпачки. Возложить обязанность виночерпия на Телескопа так и не удалось – он и графин-то соглашался тащить только в закупоренном виде. Спиртного лупоглазые на дух не переносили.
– А как начинал! Как начинал! – с тоской говорила Лика. – Все ведь были просто потрясены… И я, кстати, тоже… Ну как же! Талант! Гений! И что теперь с этим гением стало? Раньше только и слышалось: Рома, Ромка… А теперь все говорят: Вася…
– Да ладно тебе… – смущенно пробормотал Василий, как-то незаметно для самого себя переходя на «ты».
Нервно чокнулись. Лика залпом опрокинула свой колпачок, судорожно вздохнула, разрумянилась.
– Боже мой… – сказала она, горько смеясь. – Ну вот что нам с ним, с дураком, делать?
– Да пацан еще… Может, образумится… – без особой надежды в голосе проговорил Василий.
Лика молчала. Болезненная складочка обозначилась между бровями.
– По дому опять же затосковал… – добавил Василий. – Бывает… Я сам вон поначалу… Хотя… Странно! Мне казалось, он вроде в последние дни повеселел как-то…
– Повеселел? – Серые глаза Лики гневно сверкнули. – А почему – знаешь?
– Н-нет… А почему?
Лика раздула изящные ноздри и отважно наполнила колпачки.
– Представляешь?.. Приходит позавчера и хвастается. Перемкнул накрест какие-то световоды в не-заселенке…
– Зачем? – пораженно спросил Василий.
– А так! От скуки! И посыпались из надзорок одни алые тюбики… Я ему говорю; «Рома! Не надо так больше делать. Это же самое настоящее вредительство! Не дай Бог, узнают, чьи это шутки, нам же обоим бойкот объявят…» Надулся. Ничего не ответил. А на следующий день посыпались одни лиловые…
– Ах, паразит! – изумленно выдохнул Василий. – Так это, значит, его работа?
– Весь день где-то мотался, заявился только под вечер, – слегка уже задыхаясь, продолжала Лика. – Я говорю: «Все, дорогой! Кончилось мое терпение. Выбирай: или я, или эти твои проказы…» И вот с тех пор его еще не видела… Где бродит?..
– Да с Пузырьком он, в «конуре»… – чувствуя себя крайне неловко, сказал Василий. – Змеевик соображают…
– Кто? Он?
– Ну, не он, конечно, – поправился Василий. – Пузырек соображает, а Ромка – так, посмотреть пошел…
Перерубленный Телескопом световод вовсю уже сращивал концы. Свет убывал. Вновь наплывал, колыхаясь, цветной лирический полумрак.
– Слушай… А может, он просто хулиган? – безнадежно спросила Лика.
– А то кто же! – Василий недобро усмехнулся, помолчал, потом кашлянул осторожно. – Ну так мне что? Потолковать с ним или как?
– Да нет, наверное… – чуть помедлив, печально отвечала она. – Я ведь к тебе, оказывается, просто выговориться шла…
Встала, огляделась напоследок – и вдруг поникла.
– Хорошо у тебя… Пойду…
В мужественном сердце Василия какая-то мышца сократилась щемяще. Вскочил, подошел к Лике; пытаясь заглянуть в глаза, схватил за плечи.
– Ну, Лик… Уладится, ну… Что ты?
Она всхлипнула и уткнулась лицом в его широкую грудь.
Так они стояли довольно долго, пока не поняли, что этак чувству взаимопонимания недолго и перерасти в несколько иное, куда более сильное чувство. Оба уже готовы были смущенно отстраниться, как вдруг рядом истерически зачирикал Телескоп: