Раздолбаи космоса, или Гений кувалды - Страница 40

«Вот оно что… – догадался он наконец – Проверяют… Хотят знать, как мы реагируем на…»

А собственно, на что?

Никита припомнил весь этот постыдный кошмар, приключившийся с ним в исчезнувшей теперь за ненадобностью пятиэтажке, и вынужден был признать, что смысл испытания ему по-прежнему непонятен…

Он огляделся, соображая, в какую сторону лучше; направиться. Ориентиров не было. Жемчужное мерцающее сияние омывало его со всех сторон. Наконец решился – и просто побрел вперед. Брел довольно долго – пока не заподозрил, что ходит по кругу.

* * *

– Граждане террористы! Наша летающая тарелка приземлилась на территории Турции. Просьба – не отстегивать ремней и не покидать своих мест до полной остановки винтов…

Василия подбросило с пола. В открытый люк, смешиваясь с побледневшим розоватым заревом внутри коридорчика, лился ясный утренний свет. Потом в летающую тарелку заглянула ухмыляющаяся лопоухая физия Ромки, оснащенная очками с чудовищно сильными линзами.

– Все дурака валяешь? – недружелюбно спросил Василий. – Очки-то откуда?

Сзади, зевая и потягиваясь, заворочался Крест. Оба заснули только под утро – все ждали, когда закроется люк.

– Новенький потерял, – радостно сообщил Ромка, снял очки и комично моргнул всем лицом. – Ни фига не видно… Я тащусь…

Присев на корточки, Василий с угрюмой сосредоточенностью изучал основание аппарели. Чертыхнулся.

– Слушай, сходи узнай у Сократыча: что за хренотень? Он же говорил, тарелки только ночью прилетают…

– Ну так она ночью и прилетела, – напомнил Ромка.

– Да прилетела-то прилетела. – с досадой сказал Василий. – Я думал, они здесь днем вообще не показываются, а вот, видишь, стоит… Дура железная!

– Днем стоит, ночью летает, – мигом все объяснил Ромка. – Ладно, узнаю…

Василий сел по-турецки, подтянул поближе пластиковый мешок и принялся завтракать.

– Что там новичок? – поинтересовался он, выбрасывая в люк шкурку от капсулы.

– Эх, не было вас вчера! – сказал Ромка. – Такой цирк был…

Он присел на краешек трапа и взахлеб принялся рассказывать о том, что происходило в «конуре» этой ночью. Василий хмыкал и хмурился. Из ниши выбрался Крест и, подсев поближе, тоже стал слушать. Судя по всему, история его весьма заинтересовала. Когда речь дошла до куклы Маши, оскалился злорадно, но смолчал.

– А теперь он где? – спросил Василий, выслушав все до конца.

Ромка засмеялся.

– А его на потолок выбросило. Он когда из «конуры» удирал – в скок вляпался… Где-то там ходит… – Ромка запрокинул голову и принялся высматривать на потолке новичка. – Нет… – сообщил он наконец с сожалением. – Уже уполз куда-то…

– Ты очки-то ему верни, – посоветовал Василий. – Раз он такой слеподырый…

– Да они все равно скоро развалятся, – успокоил Ромка.

* * *

Очки… Очки в жизни Никиты Кляпова играли роль весьма значительную. С их помощью (а точнее – с помощью их отсутствия) он, как это ни странно, довольно успешно убегал от многочисленных неприятностей.

Сколько Никита себя помнил, душа его хотела покоя и гармонии, а реальность подходила к нему вразвалочку и с безобразной ухмылкой бросала в глаза грязную растопыренную пятерню. Ну, не в прямом, конечно, смысле пятерню… Матерное слово на стене подъезда, экскременты в лифте или, скажем, общее собрание коллектива… И вот когда становилось совсем уже невмоготу, Никита снимал очки. И оплывали буквы очередного лозунга над дверью, а холеное лицо начальницы разъезжалось в широкий смутный блин с шевелящимся алым пятном рта. Но что самое отрадное – недобрые людские голоса со временем тоже утрачивали четкость и мало-помалу разбредались в бессмысленное ласковое бормотание…

Было в этом что-то от наркомании.

… Проснувшись посреди площади, похожей на ледяное озеро, он долго не мог понять, что из вчерашних кошмаров ему приснилось, а что нет.

… Заброшенный пустырь, поросший пыльными жилистыми сорняками, куда разведенного и обиженного судьей Никиту занесло под вечер… Вздыхающая под ногами, пухлая известка, обломок беленой стены с вырванным окошком и корявой надписью «На слом»… И наконец, спасительное благословенное безумие – серебристая летающая тарелка с открытым люком… Все это было.

Да, но потом… Гулкая пятиэтажка, населенная вещами-монстрами, глумливыми голосами… и четырехпалое безликое чудище, попросту изнасиловавшее Никиту…

Он приподнялся, озираясь.

Пятиэтажки на площади не было… Со всех сторон соломенно посверкивали причудливые, как сталактиты, колоссальные опоры. А может быть, и небоскребы… Господи, сделай так, чтобы вчерашний ужас оказался просто дурным сном! Ну что Тебе стоит так сделать! Никита схватился за ширинку – хотел удостовериться, что пуговицы на брюках целы, но от брюк (как, кстати, и от рубашки) к утру мало что осталось… Да, но очки-то – на нем! Никита схватился рукой за край оправы и надолго застыл с видом человека, только что обнаружившего, что у него в виске – шурупчик. Очков не было…

Он медленно поднялся на ноги и, все еще не веря, огляделся. Каждая канавка, каждый выступ на отдаленных сверкающих громадах были ясно различимы.

… Никита Кляпов смеялся, нежно трогал кончиками пальцев веки прозревших глаз, смотрел направо, налево… Потом блистающий мир снова вдруг утратил четкие очертания, дрогнул, поплыл. Никита пришел было в ужас, но тут же сообразил, что плачет…

Внезапно ему пришло в голову, что проверка продолжается. Вчера проверяли на отрицательные эмоции, а сегодня вот проверяют на положительные…

Никита смахнул нечаянные слезы и нагнулся, подбирая с пола обрывки одежды. Непослушными руками смастерил что-то вроде набедренной повязки.