Метнул в бесчувственную плиту остаток трубки и лишь после этого малость опомнился.
– Вот только одно и можешь… – злобно заворчал на него из-под тарелки Василий. – Ломать да ломать… Ты за всю жизнь хоть одну вещь своими руками сделал?
Ромка стоял понурившись. (Рост – выше ста восьмидесяти пяти; телосложение – сутулое, худощавое; уши – большие, оттопыренные… Цвет глаз и наличие-отсутствие веснушек – не разобрать, темно…)
– Может, еще сверху посмотреть? – шмыгнув носом, расстроенно проговорил он. – Там вроде наверху какая-то фигня торчала… Подергать, покрутить…
Он вытер ладони о джинсы, приподнялся на цыпочки и, взявшись за покатый край летающей тарелки, попробовал за что-нибудь уцепиться. Уцепиться было не за что.
– Подсадить, что ли? – хмуро спросил Василий и, кряхтя, выбрался из-под днища.
Он присел и принял в сложенные вместе ладони Ромкину ногу. Поднял до уровня груди, подставил погон, потом уперся широкой ладонью в тощую Ромкину задницу и затолкнул его одним движением на крышу.
– Ну что? – спросил он, отступая на шаг.
Ромка пыхтел и не отвечал – он полз на животе к центру покатого и, наверное, скользкого купола. Вскоре на фоне гигантских мерцающих колонн обозначился его согнутый в три погибели силуэт. Видно было, как он, за что-то там ухватясь, покрутил, подергал… Василий хотел отойти подальше для лучшего обзора, но тут послышался легкий треск, силуэт неловко взмахнул длинными руками, в одной из которых мелькнуло что-то непонятное, и Ромка, съехав на ту сторону, с воплем шмякнулся на пол.
Когда Василий, обежав тарелку, подоспел к нему, Ромка уже сидел и потирал, морщась, ушибленное бедро левой рукой. В правой у него было (Василий включил фонарик) что-то вроде квадратного металлического зеркальца на полуметровом стержне.
– Вот, – виновато сказал он. – Отломилось…
– Да что ж ты за человек такой! – процедил Василий. – Руки у тебя или грабли? За что ни возьмешься – все ломается! Может, она теперь летать не будет без этой хреновины?
– А там еще одна такая есть, – сказал Ромка.
Василий открыл было рот – выложить все, что он думает о своем косоруком спутнике, но тут по темному залу беззвучно прозмеился огромный огненный знак, причем один из его языков вильнул им прямо под ноги. Василий от неожиданности подскочил, а Ромку подбросило с пола.
– Берегись! – рявкнул вдруг Василий. – Уйди на хрен!
Он схватил за шиворот только что успевшего встать на четвереньки Ромку и отволок шагов на пять прочь.
Летающая тарелка оживала. По выпуклой броне уже вовсю бежали, потрескивая, фиолетовые электрические
Разряды. Округлая черная глыба неспешно всплыла над полом, потом остановилась, и мрак под днищем зашевелился – бронированная черепаха подбирала конечности и смыкала клюзы. Затем, приглушенно взвыв, крутнулась – мощно, как турбина, – и, обдав лица волной озона, ушла ввысь стремительным неуловимым броском. А вот куда делась потом – понять трудно. Такое впечатление, что испарилась на полдороге.
А по полу прозмеился еще один иероглиф – на этот раз изумрудный. Правда, теперь уже никто не подпрыгнул: хмуро переглянулись – и только.
– Может, отремонтируется – прилетит? – жалобно предположил Ромка.
Василий злобно молчал, поигрывая желваками.
– Отремонтируется… – проговорил он сквозь зубы. – Кто бы тебя, придурка, отремонтировал! Ну и куда теперь?
Оба одновременно повернулись к зияющей черными окнами пятиэтажке, причем Василий наступил на что-то и чертыхнулся.
– Да ну ее на фиг! – торопливо проговорил Ромка. – Чего там делать? И так видно, что нет никого… Василий, поигрывая желваками, изучал здание.
– Трубку подбери, – негромко приказал он.
– А?
– Трубку свою подбери, – не повышая голоса, повторил Василий и указал носком ботинка. – Чего валяется?..
– А-а… – Не сводя широко раскрытых глаз с пятиэтажки, Ромка послушно поднял с пола размочаленную телефонную трубку, и тут в одном из окон второго этажа включился свет.
Ромка охнул и выпрямился Рубиновое сияние, пролившееся из прямоугольного проема, окрасило в кремовые тона серое пористое покрытие под ногами и положило легкий розовый мазок на ствол табельного оружия, возникшего вдруг в правой руке Василия.
– Так… – невыразительным голосом, от которого у Ромки кожа поползла на затылке, проговорил Василий. – Кого-то мы разбудили…
И доле мы пошли – и страх обнял меня.
Александр Пушкин
Окно погасло, провалилось черной ямой, но зато зажглось соседнее, правда, уже не рубиновым, а мертвенно-голубоватым светом. Василий и Ромка увидели в прямоугольном проеме все то же, что и прежде, голые стены и потолок без каких-либо признаков люстры или плафона. Такое ощущение, что кто-то, переходя из комнаты в комнату, дотянулся сразу до обоих выключателей и одновременно нажал их, убрав свет в одном помещении и включив в другом. Выключатели, надо понимать, работали бесшумно – в такой тишине и при отсутствии стекол щелчок просто не мог быть не услышан.
– Да что за черт! – всматриваясь, тихо сказал Василий. – Это же разные квартиры! Он что, сквозь стены ходит?
От такого предположения обоих слегка зазнобило, но оставалась еще надежда, что строение только снаружи представляет собой точную копию хрущевской пятиэтажки. Внутри оно могло быть устроено как угодно.
Однако вскоре свет перепрыгнул в следующее окно, и версия об оригинальной планировке отпала – окно это располагалось этажом выше. Кто-то шел сквозь дом, и похоже, что для него не существовало не только стен, но и перекрытий: пронизав третий этаж, снова перескочил на второй, двинулся влево, вернулся… Окна вспыхивали поочередно, каждый раз бросая на ствол пистолета новый отсвет: голубоватый, рубиновый, но чаще всего прозрачно-желтый, как от обыкновенной лампочки накаливания.